14.
- Je pense (я думаю), беда человечества в том, то вы даже самые фантастичные и невозможные вещи очень скоро начинаете воспринимать как должное, словно так и надо. Vous êtes majeur. У вас это признак зрелости. Как бы. Но даже если детство закончилось, то умение восхищаться, удивляться, радоваться – почему бы им не остаться?! – Селяви в образе человека пристроился рядом с псом (который, на самом деле, был Василий) и приобнял приятеля.
- Tu es comme ça (Сам ты)! Блохастый философ! - беззлобно ответил тот.
Рука сама собой сгребла собачье ухо и стала его теребить. Василий из удовольствия изогнулся в дугу и неприлично развалил задние лапы. Теплая ночь приятно обволакивала, успокаивала. Небо моргало множеством звёзд и гипнотизировало, усыпляло. Сверчки осмелели и подтянули оркестр со всей округи. Василий бродил глазами вдоль Млечного пути, а Селяви всё чесал и чесал собачье ухо. Рука постепенно замедлилась и, наконец, ослабла, а глаза закрылись. Сон овладел обоими.
- Je suis curieux (интересно), а почему ты не удивляешься, что мы поменялись телами? – прошептал Селяви, прежде чем окончательно провалиться в сон.
- Мне больше интересует: «Pourquoi? (Зачем?)», - ответил Василий и провалился следом.
Звёздное небо заколыхалось и покрылось рябью, а Млечный Путь, изогнув своё направление, как река, поменявшая русло, опустил один свой хвост прямо к ногам путешественников. Василий, радостно подхватился с места и прыгнул прямо в белую пену. Лапы запружинили, а Млечный Путь и весь купол звёздного неба вновь зарябили, словно одна большая простыня, за которую, если потянуть с одной стороны, - мгновенно появляются складки и неровности по всей поверхности. Василий ласково поелозил лапой, разглаживая небесную простыню - и небо мгновенно выровнялось, а звёзды засеяли ещё больше.
- Это божественно! – восхитился Василий и попробовал лизнуть Млечную тропу.
- Теперь ты чувствуешь ровно столько, сколько чувствует собака, - заявил Селяви. – C’est ce que tu voulais (Ты же этого так хотел?)
Но Василий его не слушал – врезаясь носом в белую воздушную массу, он загребал лапами и нырял с головой. Небесный свод больше не рябил, словно адаптировался к собачьим прикосновения, и больше не обращал внимания на пришельцев. А Василий совсем обезумел: он катался на спине, подпрыгивал козликом, кувыркался и повизгивал от восторга.
- В самом деле, чувствую! – тявкнул он восторженно и в очередной раз попробовал откусить кусочек млека.
Сколько прошло времени с тех пор, как Василий набегался и навосторгался, известно одному лишь звездному небу, но очень скоро он приуныл. Вселенская тишина и безмолвие в какой-то момент показались такими чуждыми, такими нечеловеческими, неестественными и пугающими: бесконечная даль и бездонное небо больше не впечатляли, а фантастические пейзажи и красоты, прежде казавшиеся невероятными, приелись и насытили. Василий заскучал. Заскучал от звенящей тишины и космического величия – он вдруг понял, что всё это – всего лишь ПУСТОТА. Бескрайняя, беспрерывная, внушительная. Но пус-то-та! Даже своим простым собачьим нутром, как он сам недавно думал про племя четвероногих, он ощутил это «вселенское НИЧТО», словно услышал «бульк мироздания» в ответ на поиск смыслов и ответов. Точно так ответила «Божественная бутылка» одним простым словом Пантагрюэлю с Панургом: «Бульк» Buvons! (Пей!)
- Когда у человека всё хорошо и обустроено, мозг начинает скучать и даже капризничать, - снова взялся за философию Селяви. – Ты, конечно, в теле собаки, и думаешь, что тобою движут лишь примитивные желания, но нет – ты ошибаешься, tu as une âme humaine (душа в тебе человеческая).
- Душа? Tu as dit (Ты сам только что сказал): скучать начинает мозг?! – ошеломлённо переспросил Василий.
- А вот это вопрос открытый – неисследованный: есть ли связь между душой и мозгом. Qu'en penses-tu (Думаешь – нету?) – не унимался пёс.
- Что я думаю? Я думаю, что одно не может существовать без другого. И, к слову сказать, мне более нравится теория «Триединства духа, души и тела», если, конечно, тебя это интересует. Впрочем, дух то я испустил… Верно?
- А это ещё один вопрос неизведанного: что именно ты испустил? Дух. Или всё-таки покинул тело.
- Ты издеваешься? – вспылил Василий. – Разве обмен телами не твоя затея?
- Ce n’est pas mon idée (Не моя). И тебе только что это нравилось, – примирительно напомнил Селяви. - А вообще, неужели ты правда думаешь, что сейчас ты неполноценный?! И кто ты тогда - тень отца Гамлета? Или, может быть, дух Василия? Да ещё и в собачьей шкуре?!
- Чёрт его знает, кто я теперь!? – изумился Василий.
Но Селяви поспешно одёрнул:
- Fais attention (Не вспоминай всуе)!
Но было поздно. Звездный купол причудливо изогнулся, закачался и завибрировал. Млечный Путь и миллиарды звёзд поблизости полетели куда-то вниз, отпружинили, так же стремительно полетели вверх, снова вниз – Селяви и Василия закачало на гигантском батуте. Наигравшись как следует, Вселенский купол неожиданно развёзся, словно простыня, не выдержав натиска, с шумом разорвался. Селяви и Василий стремительно ссыпались в образовавшееся отверстие и очутились неизвестно где. К великой радости их не разбросало – центростремительная сила удерживала рядом друг с другом.
- Я не владею своим телом, значит какая-то часть меня сейчас отсутствует? Значит, я неполноценный? – кричал Василий, не желая заканчивать разговор, который так беспокоил его.
- Calme-toi! (Успокойся, а!). Ты даже на краю гибели не будешь готов оставить свои вопросы в небытии? – насмешливо кричал пёс в ответ.
И тут всё кончилось. Что это было – Василий не сумел бы объяснить или описать ни на одном из известных языков. Но оно кончилось.
- С собаками нельзя! – рявкнул кто-то в самое ухо.
Василий вздрогнул от неожиданности и хотел ответить что-нибудь в стиле «да пошёл ты», но ощутил свою челюсть перехваченной человеческой кистью. Селяви сориентировался гораздо быстрее (оно и не удивительно) и не позволил собаке заговорить – даже пасть раскрыть не позволил.
Пока Селяви выяснял что-то с секьюрити, Василий присел прямо на кафель (впрочем, как и положено собаке в общественном месте) и огляделся. Множество людей с продуктовыми корзинами и тележками сновали туда-сюда, не обращая никакого внимания на скандал. Селяви размахивал руками и говорил с охранником довольно громко, хоть и вежливо.
- Я повторяю: магазин покиньте…, пожалуйста! - последнее слово немолодой в фирменной одежде южного вида мужчина выдавил из себя как бы нехотя.
«Ну вот, меня вновь интересует не только разница между людьми и животными – я обращаю внимание на национальность?!» - Василий был ошеломлён этим своим наблюдением над собственной теперь уже «псиной» натурой. «Comment on est tombés si bas? Нас низвергли так низко?!» - изумился он и невольно вспомнил свою мусорную кучу.
- Тебе придётся подождать меня снаружи, - пожал плечами Селяви, когда урегулировал вопрос их пребывания в общественном заведении. – Ну. Ты же сам понимаешь, что твой внешний вид теперь…
Они стояли вдоль стеллажей, забитых банками, пакетами и упаковками. Ценники: красные, желтые и белые. Баннеры, слоганы, обёртки. Магазин! Они очутись в самом обычном человеческом магазине. Ещё чего не хватало! После Райских уголков и Вселенских просторов, после Волшебных гор и Зефирных облаков оказаться в «Пятёрочке», «Перекрёстке» или даже в «Printemps» à Paris (в Париже) ему хотелось меньше всего. Впрочем, он лукавил – очутиться сейчас в Париже он был бы не против! Но это был не Париж!
- Какого чё…, - забывшись открыл пасть Василий.
- Tais-toi! (Закрой пасть!) – мгновенно отреагировал Селяви и снова без церемоний зажал пальцами собачьи челюсти. – В одном котле с тобой будем вариться, дурень! А что касается твоей «полноценности» – наличия всех составляющих в каждом из нас: духа, души и тела, мне кажется, вот именно сейчас в тебе чего-то не хватает! Tu ne crois pas? (Как ты думаешь), чего? - он слегка потянул Василия за холку, и они тронусь искать, как выйти.
- Хот-дога! Вот мне не хватает хот-дога! – съязвил Василий-пёс, семеня вслед за Селяви в человечьем теле.
Тихо переговариваясь они петляли между проходами, переходили из отдела в отдел, ввинчивались между людьми, но никак не находили выход. «Нет, не «Пятёрочка»», - успел подумать Василий, - «что-то крупнее - «Метро»?».
Когда, наконец, стеклянные двери выпустили их наружу, Василий смиренно, но как-то лукаво начал:
- Je suis désolé (прости) – да, я говорю лишние! Это всё привычка: отец кабель и двор вместо школы.
- Ну вот, опять! – взвыл Селяви. - Что ты несёшь?
- Я пошутил. – Василий откровенно веселился. - У меня, если хочешь знать, фривольное настроение. И я правда хочу жрать. Так что, иди уже назад за продуктами. Je vais juste attendre (Я тут подожду!)
- И не забудь денег нафеяить, а то и тебя выведут со скандальчиком! – крикнул он уже вслед.
- Дурак ты, Василий, и шутки у тебя дурацкие! – вздохнул Селяви и пошагал обратно в магазин.
- Это вся твоя шкурка! Она делает из меня зверя! – не унимался Василий, да так громко, что люди вокруг стали оборачиваться на голос, но увидев собаку, менялись в лице. Некоторые уже успели достать телефоны и копались в них, видимо, настраивая режим видео.
- Да забирай ты свою ШКУРКУ обратно – Tu m'ennuies (надоел!) – разозлился пёс и …исчез за стеклянной дверью
Комментариев нет:
Отправить комментарий