Ты был

Ты был. И тебя не было. Я все придумала. От первой до последней буквы. От первого до последнего дыхания. От мысли, порыва, желания - до мечты, действия и расставания. Тебя не было…

Нет!

Это не правда!

Ты был! Ты даже есть!! Только ты этого не знаешь… Твоя жизнь, ты сам – вы живете там… где-то там… не со мной, отдельно от меня.

Я так стремлюсь приблизиться к вам. Хотя бы немного… На шаг, на минуту, на взгляд. Но один только порыв, один даже самый маленький порыв приносит столько боли, словно «желание действовать» - это уже действие. И если больно уже сейчас, когда я так и не приблизилась, то, как больно будет, если мне это удастся?

Нет, не правда, что тебя не было. Нельзя придумать столько боли от расставания! Теперь, когда ты «был», хотя мы и не расставались, я могу только наблюдать. Исподтишка. И это нелепо. А отпустить все равно не могу. Живу «нелепо с нелепостью в сердце». Исподтишка.

Ты был. Есть. И будешь!

Потому что даже если я внушаю себе обратное, то память начинает шутить и «что-нибудь» придумывать. Наши встречи. Наши разговоры. Наши … несостоявшиеся встречи и разговоры.

И я уже не могу остановиться. И даже если я «забываюсь», оно все равно «само придумывается», напоминается. Теребит, ноет, канючит.

Ты – есть! И это факт. Факт твоего присутствия где-то в соседней вселенной подтверждают …фотографии, тексты, новости. Я знаю, потому что слежу исподтишка. Ты есть, и я слежу за тобой. Но почему тебя нет в моей жизни?

Я помещаю свою нелепую, дрожащую от страха встречи, фигуру рядом с тобой. На те самые фотографии, вписываю свое имя в тексты, вставляю в новостную ленту. Подле тебя. Близко. Как можно ближе. Но ближе от этого… ты не становишься. И я завидую…

Тем… им, кто вместо меня. Кто не мучается вопросом – был ли ты? Кто точно знает, что ты – был, есть и будешь…Ведь ты же будешь??

Я никогда не закончу этот монолог. Я хожу по кругу. По бесконечному кругу. Наверное, мне нравится мой круг… И вот, я ступаю в свои собственные следы, которые сделала чуть раньше. Снова и снова. Вот! Вот, почему я не приближаюсь к тебе! Потому что я не иду прямо, я не иду к тебе, вернее, - я думаю, что иду к тебе, но я хожу по кругу…

Ты был. Есть. И будешь. В чужих кругах, руках, сердцах и душах. Но, пожалуйста, сделай что-нибудь с моим сердцем. Я уже очень хочу покоя для него.

 Написано по мотивам музыки Глеба Дреймана

Картина заимствована на сайте

Как я ломала зубы о сына

3. Неосознанный

С этого места у меня провалы в памяти. Кого же он покусал? Кажется, мальчика. Я смутно припоминаю искусанного, но очень хорошо помню его бабушку. Она встречала меня в раздевалке смачными ругательствами и угрозами. Я, пользуясь служебным положением, проскальзывала в группу сына и вжималась в панель, прячась за косяком. Мне было стыдно, неловко, странно. Потому что я сама работала на соседней группе. Какая же я после этого воспитательница, если свой собственный ребёнок не умеет себя вести?!

- Закройте дверь, - властным жестом распоряжалась наша добрая воспиталка (Боже, как я могла в ней сомневаться?!), - Сейчас они уйдут, и откроете.

В это время угрозы (не помню текста – только суть) достигали максимальной точки, потому что просачивались уже даже через двери. А потом время одевания внука заканчивалось, и бабушка уводила искусанного домой.

Стыдно, но мне даже в голову не приходило тогда извиниться перед ними – в моей голове не укладывалось, что такое может быть! Что мой ребёнок может агрессировать и вести себя как животное. Кроме того, я даже представить себе не могла, как это – извиняться за плохой поступок сына, если я его «такому» не учила, если я сама себе такого не позволяю. И вообще – я же этого не делала!!

Странная вещь получается. Мы – матери очень долго идентифицируем себя с ребенком. «Мы хотим кушать», «Мы идем гулять», «Мы покали» - говорим мы про свои с ребенком действия, когда они положительные (даже, если речь про покакать). Но когда ребёнок совершает нечто асоциальное, мы категорически не хотим делить с ним этот поступок напополам! «Мы» перестаёт работать в один миг. Потому что каждая из нас страдает комплексом «хорошей девочки»? «Я хорошая, и я этого не делала!» – кричит наш внутренний голос? Не знаю, как у других, а мой внутренний голос просто захлёбывался от возмущения. Наверное, с того момента и началась наша «сепарация». Быть «мы» с мальчиком, который совершает плохие поступки, мне категорически не хотелось.

Мы, которые не «Мы» вели долгие душещипательные беседы с воспиталкой. Впрочем, с тех пор называть её столь пренебрежительно было неуместно. Она, действительно, защищала нас грудью. Так что, - воспитательница! Татьяна Ивановна.

Татьяна Ивановна отмечала, что мой сын, к счастью, делает «это» неосознанно, в каком-то необдуманном порыве – за игрушку, например. Или когда некто врывается в «его мир». А вот Кирилл, сравнивала она (мы были коллегами, поэтому не скрывали имен детей)! Кирилл делает это со злостью, точно мстит, с усердием делает!

Я не знала, радоваться мне этому «милому факту» про «отсутствие усердия» при укусывании или огорчаться. А, может, пора применять меры? И я приняла…

Мерами были разговоры! Длительные, прочищающие мозги разговоры. Не выдерживающие никакой критики с точки зрения детской психологии. Потому что я увлекалась, говорила с усердием, с нажимом и … долго. Разумеется, детского внимания на мои воспитательные речи не хватало. «Порог» наступал часа за два до того, как я прекращала.  Ребёнок попросту отключался от моей трансляции и занимался своими делами.

Но я верила, я искренне верила, что мой ребёнок ОСОЗНАННЫЙ! Что любые плохие поступки истребляются/искореняются через «воспитательную беседу». И я продолжала воспитывать. То есть, говорить! Я не смела давать шлепака, не смела прикрикнуть, сделать больно, но я и не жалела обиженного. Ни разу! Никогда я не подходила - и тогда, и позже (когда сын совершал нечто подобное – попросту обижал детей) к обиженным детям, и не спрашивала - как им? Плохо, больно, досадно? У меня не хватало смелости. И знаний не хватало. Я тогда не знала, что жестокость лечится милосердием и жалостью. Даже жестокость «неосознанная», без умысла. Интересная вещь получалась: ОСОЗНАННЫЙ ребёнок совершал НЕОСОЗНАННЫЕ поступки. Кажется, я не замечала очевидного.

И он продолжал кусаться. Инцидент становился прецедентом. А я, вместо того, чтобы строго объяснить, что так нельзя, вместо того, чтобы четко и жёстко поставить точку в этой истории, оставалась в рамках своей «идеальной воспитательной теории» и вела разговоры. А ещё прислушивалась к советам-анахранизмам, и ждала, когда «перерастёт». Я поняла! Все-таки, иногда я слышала советы и прислушивалась – в большей степени тогда, когда сама уже не справлялась. Впрочем, не по злому умыслу, я просто хотела как лучше. Как и советчики.

В общем, история эта мутная и долгая. И дурацкая. К счастью, однажды она закончилась. Никакие части тела откушены не были, а пострадало минимальное количество детей. По какому принципу они выбирались – осталось загадкой, потому что с одними сын так и не подружился, а с другими стали «не разлей вода».

А потом я ушла из сада. Уволилась.

Как я ломала зубы о сына

2. Особенный

С садиком тоже была история. Сражение за место. В те годы государство в очередной раз озаботилась «демографической ситуацией» и пообещало очередную плюшку всем новоиспечённым матерям, особенно за вторую и третью ляльку. Что поделать, я оказалась в числе этих новоиспечённых, с лялькой номер один. Не за плюшкой – по совпадению. Но детей наших наплодилось тогда мнооооого! В итоге – в садах бэби-бумы, а ясли вообще закрыли. Наверное, из страха ясли-бумов.

В моем «плане по взращиванию гения» значилось – ребёнок должен идти в сад не позже трех лет. А лучше – в два! И очень осторожно! Присмотрись к воспитателям – лучше выбери по вкусу. Водить начинай постепенно. Ну … и так далее, так далее. Как у всех «тревожных перворожениц», которые с претензией ко всему миру.

А поскольку мест в саду не хватало, я решила подстраховаться – напроситься в воспитатели. Образование у меня было соответствующее – педагогическое, а до родов я работала в школе. Детей много, а воспиталок не хватает – меня возьмут, - была уверена я, и отправилась к заведующей ближайшего ДУ (дошкольного учреждения).

По пути я строила новые планы. Буду проситься в одну группу с ребёнком! Он мне будет помогать во всём, а дети будут его слушаться! И меня заодно. И я смогу уделять ему много внимания – как прежде, и он будет развиваться рядом со мной и также успешно. Ха! Мне, разумеется, отказали.

- Что вы, мы никогда не ставим маму на ту же группу, что и ребёнок! Вы же не сможете работать! – грустно, но уверенно заявила заведующая.

Но я смела возражать и не соглашаться. У меня в голове не укладывалось – как я отдам своего ребёнка, свою кровиночку, своего любимца чужой тёте на растерзание?! Сердце клокотало от жалости и страха за судьбу отпрыска – как, как повлияет на его УМ, его ГЕНИАЛЬНОСТЬ малообразованная (кстати, она, на самом деле, оказалась удивительно прекрасной женщиной. Одна из них) незнакомая женщина?! Это я про воспиталку. А, вдруг, она будет воспитывать в разрез моим методикам? А вдруг…? А вдруг?? Кажется, у меня начиналась паранойя.

Смириться все же пришлось. Правила администрации. Или – топайте обратно. Мы возьмём вас только при таком условии.

- Кстати, Вы не беременны? А то у нас много таких – ребёнка пристроят, а сами через несколько месяцев – в декрет. А у меня место занято, - насторожилась заведующая.

- Что Вы, что Вы, - чуть не перекрестилась я с испугу, что мне сейчас вообще укажут на дверь.

Меня взяли на группу чуть постарше. Группу «с выкидонами», как выяснилось. Но это была совсем другая история. О ней сейчас ни к месту.

Так вот, как только я выяснила, на какую группу попадаю я (а сделала я это почти мгновенно), то озаботилась, будет ли видно из моего окна окно группы сына. Все садики старой архитектуры – это кольцевидные, витиеватые здания, напоминающие лабиринты со множеством тупиков. Поэтому я действительно видела в окно своего ребёнка. Я приготовила «наблюдательный пункт» и завела «специальный блокнотик оплошностей и несправедливостей» по отношению к моему ребёнку. В голове, разумеется. Я тихо зрела негодованием: почему он просто так сидит на стуле, почему он ничего не делает, почему ему не дают книжку в руки, почему он так долго в раздевалке одетый – он же потеет, - почему? Почему? Почему? Я была пристрастна и придирчива. И недовольна! Все воспитательной системой. И воспитателями, разумеется.

К слову, о моей группе (а хотела, ведь умолчать) – точно такое же недовольство назревало на меня саму в группе, где воспитывала я. Более того, у меня у самой назревало… ДА! Назревало. На кого? На родителей (потому что с амбициями. Прошу не намекать – я намёков не понимаю!). На детей (потому что непослушные). На режим (потому что негибкий). На заработную плату – да-да, на неё (потому что … сами понимаете, ничтожная)!

Ах, стоп, я же не за деньгами здесь – за умом! За умищем! Потому что в ДВА ГОДА ребёнок – для ума, опять же, - должен быть в обществе сверстников. Должен быть! Я сказала!

Итак, я негодовала – в саду не уделяли развитию интеллекта должного (на мой взгляд) внимании! Я привыкла, как дома – там у меня «развивающий материал» был расклеен на стены даже в туалете. Картинки для рассматривания, картинки с буквами, цифры. Всюду развешены плакаты, расставлены «правильные игрушки». К слову сказать, все деньги дома мною спускались на «развивающие игрушки» и «развивающую литературу» для сына. А тут – безобразие – они почти не уделяют внимание развитию! Все какая-то фигня: оделись-разделись, сели-встали, пошли-пришли. Никому не нужная фигня!

Дальше началась неврастения. Мне казалось, наша воспитательница «не доделывает», «не старается», «не достаточно любит детей», «работает по старинке» и тому подобное безобразие. Я советовалась с соседками в группе, я наводила справки о компетентности педагога, я вела «разведывательные разговоры» с ней самой и держала руку на пульсе. Я следила, подглядывала, выведывала… И мне было откровенно плохо и страшно от всего этого. Конечно же, я напридумывала себе «с три короба» проблем, разумеется, я нафантазировала «вагон и маленькую тележку» всевозможных ужасов, которые сотрясаются с моим ребёнком каждую минутку! И я была близка к историке. И к увольнению – тоже. Моя собственная группа, тем временем, плясала на моих костях ламбаду, сосала из меня нектар жизни (это чтобы без банальных «соков» и «кровушки»), готовила меня на вынос «вперёд ногами». Однажды я спросила у фармацевта:

- Скажите, а сколько дней можно пить валериану беспрерывно? Ну, чтоб без ущерба.. здоровью?

- А сколько Вы уже пьете и по сколько? - был встречный логичный вопрос.

- Месяца два, - говорю.

- ?!

- Штук по десять. Горсть, в общем, - продолжаю.

- ??!!

-  Раза два в день, - не унимаюсь.

Надо отметить должное фармацевту - степень невозмутимости её ответа была сверхпрофессиональной. Именно это меня и насторожило.

- Вы исчерпали свой лимит. ДАВНО!

Впрочем, это я просто так своим здоровьем поинтересовалась. Между делом. Меня это мало волновало. Меня интересовал ребёнок! Кстати о нём.

Хочу напомнить, вела его в сад я с АБСОЛЮТНЫМ СОЗНАНИЕМ – он ОСОБЕННЫЙ! И все, непременно, должны это увидеть! А как не увидеть? Ну.. видно же! И я была уверена, что ВСЕ будут относиться к нему «по-особенному», как к будущему гению!

Кстати, была ещё одна воспитательница, которая тоже имела отношение к группе сына, а то я о ней умолчала, но она очень быстро ускакала в декрет, и я не успела «взрастить в ней монстра». А она то, как раз, была из числа «некачественных воспитательниц» (прости, господи, я все ещё в претензии). Так что, хорошо, что ускакала, - подумала я.

А потом мне пожаловались: «Ваш ребёнок кусается!»