Приветствую тебя, мой читатель!

Если тебе (Вам) понравились мои тексты, заказывай (-те) что-нибудь для себя!
Жду писем: kuliginavera@gmail.com
Сейчас занимаюсь проектом чудо-радио.рф

среда, 23 декабря 2015 г.

Все что могла



Нина Петровна всю ночь промучилась бессонницей. Не хватало воздуха, угнетали тяжелые мысли, не радовали воспоминания. Под утро забылась.



Накануне она была на похоронах. Это были ее первые ученики. Первые.. и последние. Проучив их почти два года, она ушла в декретный отпуск, после которого в школу так и не вернулась. Не смогла. Не хватило то ли педагогического чутья, то ли терпения, то ли таланту.

Первые и последние - они запомнились ей тринадцатилетними ребятишками – полудетьми-полуподростками, с нестерпимыми характерами и причудами. Она любила их и помнила всю жизнь. Первых и последних.



О смерти Стаса Нина Петровна узнала случайно. Впрочем, кто сказал, что случайности случайны? Значит, она должна была знать. «Случайно» узнала и о времени прощания. А как узнала, долго не могла понять – что делать с этими знаниями? Потом решилась. И поехала.

На месте уже было много ребят, многих из них она узнала – другие, видимо, присоединились к этому классу уже после ее преподавания. На прощании были обе параллели – школа маленькая, все друг друга знали, все общались. К тому же, в десятый-одиннадцатый ребят объединили. И в основном, были «объединенные». Как они подросли! Как возмужали мальчики! Какими женственными стали девочки!

Появление гроба на всех подействовало по-разному: парни сдержанно сжали губы, девчонки, изо всех сил крепившиеся до этой минуты, откровенно и в голос завыли. Многие в эту минуту в одно мгновение повзрослели на бессчетное количество лет, другие же – снова стали детьми – беззащитными и ранимыми. И всем одинаково стала нужна поддержка, плечо, платок…

Кроме Нины Петровны, впрочем, какой еще Петровны…Ниночки, Нины были и другие учителя. Классные руководители – одна из них та, что заменила Ниночку, и учительница параллельного класса. Еще математичка. Дети очень любили ее. И она пришла тоже. Всё. Других, к сожалению, не было. Впрочем, возможно, они и не знали. Или не смогли подойти. Ниночка, ведь, тоже могла не знать и не подойти. Живое – живым.

Мать, постаревшая на много лет, с трудом поднялась по лестнице, а у гроба совсем сникла. Она гладила сыну руки и долго всматривалась в его лицо. Это было невыносимое зрелище.

Люди сочувствовали, шептали о какой-то нехорошей записке, которую оставил Стас для своих родителей. Нина Александровна осталась сколько могла, и только дома вспомнила про этот шепоток.


***

Их было несколько – мальчишек-шалунов в ее классе. В ее первом пятом классе. Весь год она намучилась с ними, рассаживая тот так, то этак – подальше друг от друга, чтобы не шалили, не болтали, не отвлекались сами и не отвлекали других.

Весь год она искала к ним ключики, но не находила. Поодиночке они были удивительно сговорчивы и покладисты, но, вот, вместе – невыносимы. Бесконечные проказы «святой троицы» вконец измучили ее, заставив, в итоге, сомневаться в своем педагогическом выборе.

Были и другие дети, в других классах, которые тоже доставляли множество хлопот. В основном, это были мальчики. Нина Петровна огорчалась, искренне не понимая, почему эти дети: грубят, срывают уроки, не слушаются? В ее детстве такого не было: учителей хоть и не всегда уважали, но виду не подавали, и, уж тем более, не говорили им об этом в лицо.



На беседу с классным руководителем отец Стаса пришел не сразу – до этого было еще несколько разговоров с матерью мальчика. Тихой и улыбчивой женщины, не имеющей никакой власти над ребенком – мальчик слушался и опасался только отца.

Разговор с папой был продуктивным. Сначала он послушал Ниночку, потом она слушала его - он говорил сыну разумные и правильные вещи, поддерживал молодую и неопытную учительницу. Нине Петровне это понравилось. Расстались они с чистым сердцем, с чувством исполненного долга. Только потом учительница из параллельного класса, более просвещенная, шепнула ей, как бы между прочим:

- Ты с папой поосторожнее – мать там безвластна, а отец поколачивает мальчика. Не говори лишнего. Хотя, в принципе, он вменяемый. Просто дома бывает редко – ему некогда, видимо, рассусоливать.

Общение с Березиным-старшим действительно возымело успех на какое-то время. Шалости приостановились. Потом Ниночка отвлеклась на других ребят, с которыми у нее тоже не ладилось, поэтому поведение Стаса, в числе других нарушителей, было не лучше и не хуже. В общем, она, в конце концов, по совету одной из педагогинь со стажем и опытом, изменила тактику и больше к родителям не обращалась. Училась справляться сама. В конце-концов, это ее обязанность – учить и воспитывать детей в школе, а родители … они пускай делают это дома.


***



На третий день Ниночке приснился жуткий сон. Стас брел по улицам – одинокий и неприкаянный. Подросток, молодой человек, но, в сущности, еще ребенок. Брел по незнакомым улицам незнакомого города. Брел в никуда.

Дома была ссора. Очередная ссора. Да, он не отличался примерным поведением, не отличался хорошими поступками, не проявлял себя там, где хотелось ИМ. Он давно забил на их требования, плевал на их угрозы, проглатывал их нелюбовь. И последнее было больнее всего.

- Почему они не принимают меня таким, какой я есть?! Почему не замечают МОИХ достоинств?! Почему хотят от меня того, что не нравится мне - чего я не хочу? Почему меня как будто бы для НИХ нет – есть только ИХ мнение и ИХ желания? - эти и другие вопросы роились в его юной голове и западали в сердце тяжелым осадком.

Сразу после ссоры он ушел из дома. Они сами его прогнали. Намекнули. Грубо и жестко. Отец говорил о себе, сравнивал их жизни и судьбы. Они с матерью, к примеру, как раз в его возрасте и поженились, а Стас родился, когда маме было восемнадцать.

- Я в твои годы уже был отцом, а ты – НИКТО! – с гордостью парировал глава семейства.

Никто. Стас почувствовал тяжесть короткого, но такого жестокого слова. Пять букв – местоимение, вместо имени. Вместо ЕГО имени.

- Стаса НЕТ. Меня НЕТ. Есть НИКТО, - огромными буквами отпечаталось в сознании Березина-младшего.  

Когда отец ЭТО сказал, Стас перестал понимать остальные его слова. Перестал понимать, что говорит мать, а память все время навязывало смутное ведение - маленькую сестренку – послушную девчушку, любимицу родителей - его сестру.

Он помнил те времена, когда ее еще не было на свете, и он был один-единственный любимый ребенок. Правда, шаловливый. Когда родилась она, ИМ видимо, стало с кем сравнить. И сравнение, увы, было не в его пользу.

И вот, во время очередной ссоры, проволочки, прочищения мозгов, психологической атаки, будучи в полусознательном состоянии, он видел губы отца, которые искривились гневом, видел растерянные глаза матери…

– Мама, мама, но почему ты никогда не заступалась за меня, не вмешивалась, не остановила отца – где был твой материнский инстинкт? – думал он и наблюдал за Ликой – маленькой сестренкой, сидевшей на материнских коленях.    

Ручонки пятилетней девочки обвивали шею родительницы, его любимой мамы – той самой мамы – его мамы, которой ему Так не хватало!

И он понял: это нелюбовь.

Когда пришло озарение, прокралось в мозг холодной жабой и сдавило склизкими лапами сердце, он словно сомнамбула, больше не замечая никого и ничего вокруг, последовал в свою комнату.

- Так. Сейчас зима. Нужны брюки. Куртка. Да, еще паспорт. И телефон. Еще нужно удалить страничку в соц.сети.

Он давно подозревал, что родители заходят туда под его именем и читают переписку.

- Удалена.

- Ты куда, паршивец?? – раздалось эхом по лестничной площадке. Это продолжал буйствовать отец.

Поздно. Стас не ответил.

- Ну и черт с тобой! – послышалось вслед.

Черт – вот спутник Никто. Два вынужденных «друга», товарища по несчастью и соплеменника вышли из подъезда на улицу.

На минутку Стас остановился. Друзья. Позвонить. Рассказать. «Святая троица» - так их сгоряча назвала Нина Петровна, так и приклеилось. Да только где они – друзья?! В этом году все закончили школу, распрощались с пожеланиями удачи, поступили учиться, разъехались по другим городам. Все, кроме него. Он не поступил – и это стало очередным поводов для недовольства родителей.

- Иждивенец, нахлебник, бездельник. НИКТО, - говорили они (а чаще отец) в сердцах в минуты досады на отпрыска.

Звонить, в общем, было некому. И он пошел, куда глаза глядят.

Мимо с шумом пронесся скорый, обдав Стаса ударной воздушной волной. Стас огляделся вокруг. Ага, железная дорога – то, что нужно. Жаль, путь выбрал не тот. Жаль, поезд проехал мимо. Ничего, можно подождать.

Еще один состав. И снова не рассчитал. Холодно, почему так холодно? Шапка, где она? Потерял, кажется. Куртка расстегнута – надо застегнуться. Воспаление легких не подходит – это сейчас лечится.

Шоссе. Свет фар – блаженный и желанный. Визг тормозов ненадолго привел в чувство.

- Придурок, куда прешь?! – кричит водитель легковушки и машет в окно кулаком.

Какие вежливые люди его окружают – уму непостижимо! Стас вспомнил школьные годы – за каждую шалость «святой троицы» каждого из них  можно было обозвать и таким словом и словом покрепче, но учителя, лишенные права использовать грубую лексику, так старательно подбирали слова, во всяком случае, пытались это делать. Как мило. Трогательно.

Родители, жаль, не пытались. Не подбирали. Все, что придет в голову резали напрямую. Думали – так лучше, так педагогичнее, как холодный душ – игра на контрастах. Мама – герой положительный, мягкий, податливый, папа – отрицательный, властный, доминирующий над мамой – как скажет, так и будет. Игра. Театр. Фальшивый и гадкий.

- Правильно, так со мной и надо. Ведь кто я - НИКТО, придурок…кто еще?

- А вот и вокзал. То, что нужно.

Стас полез в карман куртки и к своему удивлению обнаружил несколько купюр.

- Отлично, хватит в одну сторону, только в какую?

Отыскав вход, Стас решительно пошагал к кассам. Дойдя, сунулся в окошко и протянул кассирше паспорт и деньги.

- На ближайший.

И назвал первый, пришедший на ум город.

- Ярославль.

Давно хотелось там побывать. Зоопарк. Дельфинарий. Приятные воспоминания из детства. Мама в красивом длинном платье. Папа – большой и сильный – подкидывает его в небо. Ощущение любви. Бесконечной и безмятежной. Где оно сейчас?

Итак, Ярославль. Отправление через десять минут. Стас поспешил на перрон. В прояснившейся  голове – холодный воздух сделал свое дело – тем временем рождался новый план.

***



Вот уже неделю Ниночку мучили кошмары. Испытывая чувство вины за своего бывшего ученика, она не находила себе места. В реальной жизни что-то исправить уже не было возможности – прошла неделя после похорон, а мертвые не воскресают, поэтому больной мозг подсказывал решения во сне. Каждый следующий сон был чуднее предыдущего.



Сердобольный проводник сразу приметил странного парня – на таких у него глаз наметан. Подумал – наркоман: больно чудоковатый, как отмороженный. Пригляделся. Нет - показалось. Значит, что-то еще. Сразу выяснять не стал – много дел, парень едет до Ярославля, время еще будет пообщаться.

Как нарочно место Стасу досталось без соседей. Однажды он прочел роман, как мужчина, у которого была беда, не зная, что делать, поделился со случайным попутчиком в поезде. У того мужчины беда миновала – попутчик подсказал решение. У Стаса попутчиков не оказалось – поделиться тяжелыми мыслями было не с кем.

Стас погрузился в глубокое оцепенение. Неожиданно что-то грохотнуло по столу. Подстаканник. Тяжелый металлический с граненым стаканом. А на сиденье рядом с шумом приземлился проводник.

- Билетик, пожалуйста.

Стас полез в карман.

- Парень, а ты к кому едешь?

Стас задумался и посмотрел на проводника. От его взгляда  мужчина поежился.


Ниночка перевернулась на другой бок, мысленно умоляя хозяина вагона сделать что-нибудь для мальчика.


- Чай будешь? Бери! Денег не надо, – проводник протянул кружку.

Стас не отреагировал.

Разговор не клеился. Первое желание открыться кому-нибудь  внезапно пропало – а что это изменит. Стас настойчиво молчал, а у Петровича повода, чтобы заподозрить неладное, кроме собственной интуиции, не было.

Николай Петрович, Петрович вот уже двадцать лет, как колесил дороги России и не только. За эти годы он повидал многое – несчастных и счастливых, убогих и умалишенных, потерянных и упущенных. Он сердцем чувствовал, что этот парень – один из них или все сразу. Но как он мог помочь? Только поговорить. Но говорить парень не был настроен.

Петрович, который выслушал за эти двадцать лет такое количество историй, что хватило бы на двадцать романов, не знал, как быть с молодым пассажиром, практически юнцом. С такими всегда сложнее – кому не знать, как Петровичу, у которого свой собственный сын ушел из дому, да так и не вернулся.

Тусклый свет в купе, тихий ход и мерное покачивание поезда действовали как снотворное. Пока остальные пассажиры наслаждались спокойствием сна, в душах случайных знакомых творилось черт знает что.

- Парень, я могу тебе чем-то помочь? – снова попробовал навести мосты проводник, но Стас его не слышал.

Он уже никого не слышал, и напрасно Ниночка пыталась что-то изменить.

- У тебя ручка и бумага есть? – неожиданно обратился он к Петровичу – мужику, втрое старше его самого.

На что Петрович отреагировал с пониманием – чего только в жизни не бывает, к чему эти помпезности -  только не здесь, не в поезде. Кивнув, он исчез в проходе.

- Держи, парень, можешь не возвращать, - протянул он вырванный из тетради листок и шариковую ручку. – Ярославль утром. В три.

Стас поблагодарил и отвернулся к окну. Разговор был закончен.





В 3.15. от дурного предчувствия Петрович подскочил как ошпаренный. Ночью он сменился и лег отдохнуть. Сейчас, протирая заспанные глаза, Петрович глянул в окно. Поезд стоял. Ярославль. Почувствовав укол в самое сердце, он бросился в пустое купе. Но странный пассажир уже вышел.

- Что-то будет, - с тревогой подумал Петрович, - Но я уже ничем не смогу помочь…. А мог бы….



Ниночка тихо заплакала во сне -  последняя надежда тронулась от перрона Ярославля и продолжила свой собственный путь.



Прошло сорок дней. Неприкаянная душа продолжала изводить близких. Отец, мать, сестра, дяди, тети, бабушки, дедушки и Ниночка по-прежнему не находили себе места.

- Почему?! – терзались вопросом родные.

- Зачем? – размышляла Ниночка.



Это был последний сон. Ниночка понимала – сегодня или никогда. Она должна разобраться, должна помочь – но как? Она не знала, но надеялась, что решение придет само. После полуночи она уснула.



Пока пассажиры во главе с проводником спали, Стас прогулялся по вагону туда-сюда. В первом купе лежали сваленные в кучу мешки с бельем, каждый из них был туго перевязан бечевкой. Покопавшись немного с узлами, Стас отвязал веревку и сунул в карман. Потом вернулся на свое место.

В три поезд остановился в Ярославле. К этому времени Стас немного задремал и даже расслабился, позабыв свои тяжелые мысли. Толчок и остановка поезда мгновенно вернули в реальность. Тяжелой походкой Стас устремился к выходу.

Спрыгнув на платформу, Стас осмотрелся по сторонам. В кармане лежала записка для родителей - оставалось осуществить задуманное. Мимо сновали люди, то и дело задевая плечом, сумкой, тележкой. Постепенно они все куда-то рассредоточились, и Стас снова остался один.

Миновав перрон, Стас обогнул здание вокзала и вошел в город. С этого места сознание стало творить с ним странные штуки. Он не помнил улиц, домов, подворотен, не помнил лиц прохожих, вывесок магазинов, кафе, не помнил светофоров. Как оказался в этом подвале – он тоже не помнил.


***




Ниночка все же не успела. Все случилось за мгновение до ее появления. В грязном подвале были она и ее ученик. Вернее: его уже не было. Бездыханное тело под потолком и записка у ног.

Ниночка наклонилась и подняла клочок тетрадного листа. Прочитала и ужаснулась.

«Мои родители меня не любят…»  Присела на корточки…

И, неизвестно откуда взявшейся красной ручкой, перечеркнула несколько слов. Нет – плохо. Так не исправить. Ниночка нерешительно вернула записку на место и замерла на месте. Потом передумала, наклонилась и, снова подцепив записку дрожащими пальцами, и сунула ее в карман. Шепнула:

- Стас, прости их, они и так уже наказаны…

И растворилась в воздухе.

***

В квартире эхом отозвался телефонный звонок. Отец, до того момента сидевший словно в оцепенении, резко рванул трубку на себя. Звонили из полиции.

- Нашли тело, документы на Стаса Александровича Березина, посмертных записок не оставил. Просим приехать на опознание.

Александр Березин уронил трубку и громко вздохнул. Из зеркала напротив на него смотрели глаза глубокого старика, а рядом, слегка пошатываясь стояла древняя старуха. Мать и отец не могли поверить.

***

Ниночка проснулась с ощущением чего-то свершившегося. Легкость наполняла сердце. Что-то хорошее случилось в этом ужасном сне. Что-то такое, что сделало самый большой кошмар менее страшным.

Она поднялась в кровати и ощутила что-то в левой руке. Раскрыла ладонь и поднесла к глазам. На ладони лежала записка. В одну секунду Ниночка вспомнила все, что произошло накануне и все, произошло во сне.

- Да, это правильно, иначе как бы они смогли жить дальше?! – подумала она и достала спички.


Влажная от сырого подвального воздуха бумага долго не загоралась. Наконец, вспыхнула. Маленький и нерешительный язычок пламени сожрал ужасные слова, пепел осыпался на пол. Ниночка сделала все, что могла. 

среда, 25 ноября 2015 г.

Больничные клоуны

1. На уроке было скучно. От нечего делать Макс перелистывал страницы учебника, лишь в пол-уха слушая рассказ учителя. До перемены оставалось еще несколько минут, а время как будто замерло на месте. Макс перелистал уже весь учебник, а минутная стрелка так и не сдвинулась ни на одно деление.

Учиться было не интересно. Школьные науки давались с трудом. Друзей, которые бы могли разнообразить жизнь в школе, не было. За все это Макс школу ненавидел. Но самое ужасное было то, что и после школы у него тоже не было никаких занятий. Совсем никаких. Каждый день, когда заканчивался последний урок все его одноклассники как попало сбрасывали учебники в сумки и пулей вылетали из класса – все они куда-то спешили, по каким-то важным делам. Лишь у Макса дел никаких не было.


В первом классе Макс, как и все мальчишки, мечтал о футболе, гонял на велосипеде и неистово лупил грушу. Потом пришлось от спорта отказаться. Так вышло. Все дело в том, что он много болел. Слишком много. Только одних простуд у него на году случалось раз двенадцать. А еще у него было нехорошее генетическое заболевание. Наследственное. И его обнаружили не сразу. А когда обнаружили, сразу стало понятно – откуда берутся эти многочисленные ОРЗ и ОРВИ. Чтобы все исправить, ему назначили операцию.


Вся семья ужасно волновалась, а мама совсем не находила себе места – в голове не укладывалось, что ее любимого мальчика разберут как игрушку, что-то там подкрутят, подтянут, заменят и соберут обратно. Но все оказалось не так уж и страшно.

После операции Максу стало значительно лучше – он и в самом деле практически перестал болеть. Было очевидно - иммунитет пошел на поправку. И Макс, наконец, смог жить нормальной жизнью ребенка.

Только нормальная жизнь ему теперь была непонятна. Он слишком привык к больничным палатам, больничному режиму, больничным запретам и ограничениям. Скучные белые простыни, бесконечные капельницы и уколы, короткие прогулки за больничным забором, замкнутое пространство палаты, скудные развлечения, однообразные  будни…

В итоге, начальная школа пролетела так незаметно, что в памяти не отразилось ни одного лица школьного товарища, а их интересы и увлечения стали Максу непонятны. Планшеты, проги, инстаграмы, блоги… Максу гораздо роднее были …больничные клоуны.

Он помнил, как в один из однообразных больничных дней, сразу после опостылевших уколов – таких противных и болезненных - он услышал в коридоре чьи-то задорные голоса. Это показалось странным – нарушать порядок в больнице строго запрещалось. Но, между тем, голоса никуда не исчезали, и замечание им, похоже, никто делать не собирался.

Макс, недолго думая, сунул нос в соседнюю палату – все как обычно: унылые лица больных и выздоравливающих – кто с книгой, кто просто лежит. Сунул нос в следующую палату, еще…

В одной из палат он застал неожиданную картину. Разодетые в пятнистые комбинезоны, в разноцветных париках и смешных башмаках, с воздушными шариками и еще какими-то финтифлюшками в руках, клоуны показывали некий незамысловатый спектакль восторженным зрителям.


Один – самый рыжий, рот до ушей - лихо закручивал шарик-колбаску в какую-то фигурку – то ли собачку, то ли кошку. Клоунесса в оранжевых ботинках, присев на корточки к кровати, на которой лежала маленькая девочка под капельницей, что-то активно разукрашивала в блокноте. Девочка – в ответ на такое внимание – радостно улыбалась. Другой малыш на кровати напротив радостно хлопал в ладоши – ему подарили бумажный кораблик. Клоуны читали веселые стихи, забавно приплясывали, шутили и подбадривали больных. Макс с открытым ртом замер в дверях.


Что-то зашуршало позади него. Макс обернулся. Пространство наполнялось любопытными зрителями. В небольшом тамбуре больничной палаты очень быстро стало тесно, в дверях также торчали любопытные детские и недетские физиономии. Мимо палаты проходили медсестры, забывшие о больничных порядках, и тоже улыбались и даже не пытались одергивать ребят, которые хохотали громче положенного.

Макс помнил этих клоунов всю жизнь. Каждый раз, когда он лежал в больнице – простуды, обследования, операция,– они приходили к нему и к другим ребятам. И всегда было весело. Клоуны были ярким солнышком в серых больничных буднях. Они приносили с собой радость, веселье и беззаботность, с ними болезни забывались, а выздоравливать было легко и быстро.

Стыдно признаться, но в те дни Макс был рад клоунам даже больше, чем маме. Ведь она почти всегда приходила грустной – беспокоилась о его здоровье и совсем не умела это скрывать. А клоуны – они были одинаково веселыми – и рядом с тяжело больными и рядом с выздоравливающими! И за это Макс и все остальные искренне любили их. Клоуны дарили надежду, помогали забыть плохое и неприятное, с ними больничная жизнь становилась похожа на ту, которую проживали дети за пределами больничного забора. Беззаботной.

2. Сразу после школы Макс уселся за уроки – а что еще делать?! Наскоро переписав письменные и кое-как пролистав устные задания, он сбросил в портфель учебники и тетради и уселся за компьютер.

Открыв несколько вкладок с играми, Макс побродил туда-сюда. Скучно. Зашел в чат – звонить некому. Поиграл еще – надоело. Подумал немного и решительно захлопнул крышку ноута.

К нему, вдруг, пришла неожиданная идея… А что, если?

Макс полез в шкаф с одеждой, достал старые джинсы, поношенную, но яркую футболку, еще какие-то вещи. Потом нырнул под диван и с шумом вытянул оттуда старый, потрепанный временем чемодан. В нем обнаружил когда-то любимые детские игрушки, новогодние маски, куски ткани и много еще чего.


И закипела работа.


Целый час Макс лихорадочно и вдохновенно что-то вырезал, клеил, пришивал. Потом примерял, прикидывал и …отбрасывал в сторону. Подумав немного, вспарывал и переделывал снова и снова… Опять примерял и прикидывал. Наконец, получилось то, что нужно.

В довершение образа не хватало парика и грима. Бабушкина оранжевая пряжа оказалась, как нельзя, кстати, а мамина косметика добавила лицу мальчика-подростка характерные черты.

Макс взглянул на себя - из зеркала на него глядел довольно нелепый, но вполне смешной рыжий клоун. Тот самый. Из его детства. Штаны в заплатах, нос – пимпочка, розовые щеки и огромные башмаки. Все как у ТОГО, или почти все.

Вдруг его осенило. Конечно же! Подарок – как он мог о нем забыть?! Макс полез в самый нижний ящик стола - в самый его дальний угол. Там лежала маленькая жестяная коробка с сокровищами из его детства. Там был и он. Большой Круглый Значок.

Макс сжал в ладони свою самую большую ценность и нежно прижал ее к себе. На секунду его накрыли приятные воспоминания. Тогда в больнице клоуны обходили каждую палату, а однажды Рыжий, как самому преданному и благодарному зрителю, протянул руку Максиму, на которой лежал ОН - Большой Круглый Значок.

Макс бережно сложил в школьный рюкзак свои старые, но целые игрушки, туда же сунул костюм. Надел куртку. Потом немного подумал, разделся и скрылся в ванной. Розовые щеки он пока решил смыть – зачем на улице привлекать лишнее внимание – не лучше ли взять грим с собой?

Макс вышел на улицу. Ему было радостно и спокойно. Теперь он знал, что ему делать. Он знал, куда идти. В рюкзаке лежали игрушки, из которых он вырос, но которые еще вполне могли принести радость другим детям. К рюкзаку был прикреплен Большой Круглый Значок с надписью «Больничные клоуны».

3. Он помнил этот двор, он помнил это высотное здание, он помнил запах лекарств и больничной еды. Странно, но на этот раз больница больше не пугала, скорее наоборот – ему хотелось побыстрее попасть внутрь.

В регистратуре и на проходной максу долго пришлось объяснять – зачем он здесь. Там не совсем поняли, поэтому отправили к заведующей. Но Макс не отчаивался – он не собирался отступать. Он понимал: в хирургии всегда было строго - а как иначе?

И вот, он на месте. В гриме и в костюме клоуна. Заведующая все поняла и одобрила:

- Давненько клоуны к нам не захаживали. Иди, конечно, дети будут рады. Да и родители.

Испытывая легкое волнение, Макс отстегнул значок и сунул его в карман – как талисман.

В первой палате лежала маленькая девочка с мамой и мальчик постарше – один. Все трое испуганные и тихие. У одного ребенка уточнялся диагноз – а неведение всегда пугает, а другой впервые остался один, без родителей. Да еще и в больнице.

Дверь приоткрылась. Три настороженных пары глаз уставились в проем. Кукла бибабо высунулась из-за двери, расхохоталась и громко поприветствовала:




- Здорово, ребята! Как живется, малыши-карандаши?

Кукла еще что-то говорила, смешила, спрашивала. Затем она отправилась в карман и на ее место пришли другие игрушки. Перед детьми разыгралась целая история с плясками и песнями. А еще с визгом, хохотом и подпрыгиваниями. Под конец Макс так разошелся, что его услышали даже в самых отдаленных палатах. Прийти в себя ему помог до боли знакомых голос доктора:

- Это кто тут у нас расшумелся?

Макс резко обернулся. Знакомый доктор. И совсем как ТОГДА, в его детстве, в палатном тамбуре набилось полным-полно детишек и мам - и когда они успели войти? А те, кто не поместился, заглядывали через дверь – и все радостно улыбались и одобрительно кивали головами. А потом неожиданно, как один дружно зааплодировали.

Получилось!!! У Макса перехватило дыхание. Как приятно! Восторженный и вдохновленный он схватил рюкзак и раздал все свои игрушки до одной.

Когда он уходил из больницы, в раздевалке что-то кольнуло ему бедро. Макс сунул руку в карман и вынул из него Большой Круглый Значок. Полюбовавшись на знакомые буквы, Макс отправился домой с чувством исполненного долга. Он знал, что и завтра, и послезавтра, и через неделю …он снова будет здесь. Он чувствовал, что ему это нужно, и знал, что нужно ИМ. И он нашел, наконец, для себя очень важное дело.

4. Прошло много лет.

- Папа, это ужасно! Ей нужна операция. В сущности, несложная – тебе такую делали в детстве – но я так волнуюсь!

Молодая женщина готова была зарыдать в трубку. На том конце ее внимательно слушал задумчивый старик – Максим Петрович. После разговора он отключил телефон и задумался.


Все повторялось. С генетикой не поспоришь, отметил он про себя и вспомнил свое детство, полное больничных палат, уколов и капельниц. А еще вспомнил  больничных клоунов - веселых и бесшабашных. Маленькую бесценную радость в грустной больничной жизни.


5. Максим Петрович – довольно представительный и немолодой уже мужчина пришел в больницу навестить внучку после операции. Дочь предупредила о бахилах и белом халате, поэтому его пропустили прямо в палату. Операция прошла успешно и давно, и посетители со своими бактериями уже не могли навредить молодому организму.

Внучка сидела на кровати и играла с любимыми куклами. Когда появился дедушка, она радостно бросилась к нему. Теплые нежные ручки обвили старческую шею. Внучка повисла на нем, вцепившись мертвой хваткой.

Максим Петрович грустно улыбнулся внучке (точно, как его мама когда-то) и осмотрелся. В груди защемило – все как тогда: белые стены, белые простыни и ощущения тревоги. И тут же Максим Петрович пристыдил себя: все хорошо закончилось – и у него тогда, и у нее сейчас – к чему эти грустные мысли?!

За разговорами дед с внучкой не заметили, как открылась дверь. Веселые голоса наполнили пространство палаты…

Максим Петрович. Максим. Макс, наконец, оторвал взгляд от внучки и увидел такое, от чего сердце выпрыгнуло из груди и запорхало как птица.

В больничную палату вбежали веселые…клоуны. Они показывали фокусы, шутили и смеялись, раздавали шарики и приплясывали. Радостные и беззаботные, без тени грусти на лице. Они в минуту заставили улыбаться даже самых грустных. Даже Максима Петровича. Как это было здорово!

Пока внучка вместе с остальными ребятами и клоунами веселилась, старик чему-то загадочно улыбался. Каким-то своим очень давним воспоминаниям.




6. Посещение закончилось. Максим Петрович спустился в больничный холл и отправился в раздевалку. Надев пальто, он задумчиво сунул руки в карманы. Что-то круглое оказалось в его руке.

Тем временем, мимо поста охраны, направляясь туда же – к раздевалке, пестрые, как австралийские попугаи, шагали те самые клоуны, которые развлекали его внучку и других ребят. Максим Петрович, не думая не секунды, решительно шагнул к одному из них и протянул руку:

- Это Вам. Спасибо!



На ладони лежал Большой Круглый Значок с надписью «Больничные клоуны».

понедельник, 21 сентября 2015 г.

Стыд

Я выхватила у женщины сомнительного вида пятьдесят рублей, окинула ее испепеляющим презренным взглядом и с чувством полного удовлетворение стремительно и легко отправилась обратно в офис. Примерно через час пришло осознание, и, как следствие, неловкость и стыд...

Ребенок позвонил минут через пять после того, как мы расстались. В этот раз я не стала его провожать в школу. Сунула последнюю помятую купюру на обед и отправила с чистой душой за знанием. А через пять минут он позвонил.

- Мама, прости, я отдал свои деньги тетеньке. У нее болеет собачка, ей нужны лекарства..., - сообщил мне сын.

- Какая собачка? О чем ты говоришь? У тебя отобрали деньги? Где? В парке? У тебя больше нет денег?! Что ты теперь будешь есть? - сыпала я вопросами, не дожидаясь ответов.

- Мама, нет, я сам отдал, я же говорю: там больная собачка, она лежит, ей нужна помощь. Она здесь, недалеко, в парке. Я хотел помочь. Ну, я пошел в школу, - с чувством полного удовлетворения окончил он свое признание.

- Хорошо, иди, - разрешила я и заметалась по кабинету.

"Что за неспокойный ребенок, кто там еще раскрутил его на деньги?! Какая-нибудь старуха, побирушка, попрошайка! Что делать? Как он теперь без еды целый день?! Черт, и у меня пустые карманы, и что там еще за бред с больной собачкой - вот до чего обнаглели эти попрошайки! Но главное: где я сейчас возьму ему денег? Достало это безденежье! Я мать, я должна обеспечить ему пищу! Что делать? Что делать?" - лихорадочно соображала я.

Решение пришло почти мгновенно. И я бросилась на улицу. Что он там говорил про соседний парк? Я знаю, где это! Сейчас найду!

Прямо на обочине лежала издыхающая собака, рядом с ней слонялась какая-то потрепанная тетка - и никаких табличек и надписей с просьбами о помощи. Я бросилась в бой.

- Как вам не стыдно выпрашивать у детей, у школьников деньги!? Немедленно отдайте пятьдесят рублей обратно! Кто Вас надоумил? Они же идут в школу, деньги нужны им на обед! Надо просить у взрослых, а не обирать детей!!! - гневно отчитывала я женщину. А та не находила слов и лишь недоуменно хлопала глазами.

- Я говорю: деньги отдайте!! - повторила я свое требование.

- Но я ничего не просила, - попробовала возразить она.

Тогда я выхватила последний аргумент:

- Я сейчас полицию позову!

Этого было достаточно, чтобы женщина начала, наконец, действовать. Она достала из кармана сложенные пополам разномастные купюры, развернула их (неплохой улов), выудила нужную бумажку и протянула мне. По-прежнему с искреннем недоумением в глазах.

Я выхватила у нее деньги, окинула испепеляющим, полным презрения взглядом и с чувством полного удовлетворение стремительно и легко отправилась обратно в офис. Теперь нужно было позвонить сыну.

- Сын, я правильно поняла: у тебя забрали деньги якобы на лечение собаки? - с неизвестно откуда взявшимся сомнением, спросила я.

- Да нет же, мама, я же говорю: я сам отдал! Там лежала больная собака..., - он вновь повторял то, что я уже слышала. Но я уже не слушала и перебивала.

- Я говорила я этой женщиной и пристыдила ее - нельзя брать деньги у детей....В общем, я забрала деньги обратно...

- Мама, что ты наделала!!! - прошептал мой мальчик и бросил трубку.







четверг, 30 апреля 2015 г.

Вперед и без остановки


Детей не получалось. Долго не получалось. Семейная жизнь катилась к черту. Любовь давно прошла, а отношения разладились. Связующего звена не было. И вот однажды Она повстречала Его...

Когда-то давно, еще в школе они знали друг друга. Так, немного знали, близко не общались. просто виделись пару раз. Обычный мальчишка, обычная девчонка. Он - блондин, ростом не вышел. Она - курносый нос, веснушки по щекам. В общем, ни то ни се. Дети как дети. Потом они выросли.

Выросли и встретились уже подростками. Она - аппетитная попа сорок шестого размера, грудь - эх, не оторвись пуговица, завиток волос над ухом - да, я кокетка. Он - подтянутый и спортивный (к тому времени уже довольно высокий молодой человек) , джинсы - рвань-дрань, очки от солнца "кот Базилио". Встретились, но так и не пообщались - не было повода.

И снова встреча. На свадьбе у друга. Общего. Она - подружка невесты, дама в красном "аЛя Джеймс Бонд" и ... все тот же завиток волос над ухом. Он - костюм-тройка, галстук, роза в петличке и ... все та же подтянутая спортивная фигура. И вот, наконец-то, познакомились. Повод нашелся.

- Привет, я тебя помню, - изображая беззаботность, но не скрывая интереса, брякнул Женька.

- Привет, коль не шутишь, - ответила Светка.

Впрочем, это это уже были не Светка с Женькой - Светлана и Евгений. Именно так. Люди, которые, можно сказать, прожили жизнь, повидали ее не со стороны, а ощутили, прочувствовали, пропустили через себя - именно так они о себе думали, хотя обоим не было еще и тридцати.

У нее не клеилось с мужем - они давно потеряли надежду - родить, наконец, совместных детей. Хотя бы одного. Они давно с трудом терпели друг друга, изрыгая ежедневно в адрес супруга/ги бессмысленные, но обидные обвинения. При этом они давно  привыкли к этим обвинениям . Выработался иммунитет.  И к друг другу они тоже привыкли, потому не находили сил, воли или чего там еще, чтобы разойтись. Чтобы избавить себя и когда-то любимого человека от боли и ненависти.

У него не клеилось с женой. Нет, дети у него как раз были. То есть, у его жены дети были. Блезняшки. Девочка и девочка. Замечательные девочки. Умнички. И любил он их как родных. Удочерил в четыре месяца обеих и растил всю жизнь как свою кровинушку. А потом. Потом захотел "родить" сам. Только поздно захотел - жена давно перестала планировать общих детей и потому отказала.

К моменту этой встречи, оба были на грани отчаяния. Оба - Светлана и Евгений.

-  А я тебя не узнал. Это платье, этот образ - ты уже не та юная школьница. Светка, ты так хороша во всех этих атласах, - сыпал комплиментами Евгений, - Так хороша, что у меня дух захватывает.

Пока у Евгения захватывало дух, у Светланы рдели щеки, а где-то в глубине души поднималось что-то незнакомое, трепетное, теплое. Она помнила это чувство - так было, когда они встретились с мужем, когда полюбили друг друга, когда дарили друг другу теплые слова и крепкие обещания. Как же это было давно... и вот перед ней еще более давний знакомый-незнакомый, приятель детства, тип, который с какой-то стати всколыхнул ее чувства в юности и всколыхнул сейчас.

- Спасибо, ты очень мил, - сказала они вслух, а про себя подумала: "А что если..."

Вечер был дивный, свадьба удалась во всех отношениях - постарались и родители молодых и массовики-затейники и сами молодые. Гости были довольны, молодожены - счастливы. А Светлана и Евгений все эти несколько часов не сводили друг с друга глаз.

Потом случилось то, что должно было случиться. А почему бы и нет?

Светлана Светка проснулась раньше - непривычная обстановка, незнакомый запад дома, чужая постель. Она долго разглядывала лицо Евгения, пытаясь найти те давние юношеские черты, которые заставляли ее сердце биться быстрее тогда,  искала те черты которые заставили биться сердце сейчас. Ей было трудно понять, почему она поддалась на порыв - она, всегда серьезная и вдумчивая, девушка, которая не совершала необдуманных поступков и не принимала не взвешенных решений.. Тогда - в юности - она бы себя поняла, сейчас - нет.

Потом она вспомнила домашние ссоры, пустоту отношений с мужем и их одинокое бездетное существование. Возможно, это был инстинкт - она искала отца своему нерожденному ребенку. И, возможно, она его нашла. О, если бы это было так! Дойдя, наконец, до этой мысли, она отбросила все прежние умозаключения и покончила с самоедством. И она была права.

Через два месяца Светлана  поняла, что беременна. В тот утро, когда она проснулась с приятелем юных лет, она так и не дождалась, когда Евгений  проснется. Тихо юркнув за дверь, Света  неслась по лестнице вниз, мечтая  о том, чтобы ее исчезновение обнаружили как можно позже. И все получилось именно так, как она хотела.

Вечером того же дня на Светку нахлынула Такая необъяснимая нежность к супругу, справиться с которой она просто не смогла. И что удивительно - он был нежен тоже. Такой ночи у них не было слишком давно.

Эти два месяца они прожили душа в душу, а когда он узнал о беременности, все обиды прошлого забылись в один миг, исчезли как дурной сон. Жизнь как та река, не найдя места течению, обогнула препятствие и устремилась в новое русло - но так же вперед и так же без остановки.



вторник, 21 апреля 2015 г.

Смерть выбирает тот, кто слаб









Смерть наступила внезапно, хотя и прогнозировано. Последние несколько лет он ждал ее, звал ее, забавлялся и играл с ней в жмурки. Он хотел ее. И она пришла.

Цепкие лапки мерзкого и склизкого существа потянулись к нему из глубины комнаты. Озираясь дико и сонно он метнулся на кухню – там меньше площадь, там все углы открыты и не вызывают ни страха, ни дрожи. Там он искал спасения.

Изможденное беспробудным пьянством тело плюхнулось на грязную табуретку. Хотелось пить. Хотелось дышать. Хотелось жить. Сегодня. Он усмехнулся:

- Странно, – а вчера не хотелось.

И вновь это существо. Все произошло стремительно. Он даже не сопротивлялся. Он просто позволил этой мерзости проникнуть в свое тело, схватить свое сердце и остановить его. Навсегда. Он умер.

Последние семь лет Сергей посвятил себя дружбе с зеленым змеем. Он пил без просыха и жил без смысла. Бывшая жена покинула его еще в начале этого бессмысленного пути. Она чувствовала безнадежный конец и не верила в чудо. С ее уходом он тоже перестал верить…в себя. Хотя в него еще верили другие.

Была другая женщина, была даже свадьба, на которой он нажрался в стельку. Впрочем, не удивительно. Эта женщина, кажется, любила его, даже детей от него хотела. Он помнил какие-то клиники, пробирки, интимные комнаты, журналы, после – отрицательные результаты и снова клиники, пробирки… Кажется, она была больна, кажется, что-то по-женски, но она безумно хотела детей.

Он снова и снова шел на эту унизительную процедуру, снова и снова ехал по ее зову то в Питер, то в Москву, пока однажды…не напился – какой теперь из него донор? Эта женщина еще несколько раз пыталась что-то сделать, но тщетно.

У него была дочь. Сергей любил ее когда-то, по-своему, конечно. Но после ухода жены – той, первой, любимой, единственной – этот ребенок стал каким-то чужим…трудно объяснить… Говорят, мужчины не умеют любить детей своих бывших жен – вместе с утратой женщины отмирает и чувство к ребенку. И он был слишком слаб, чтобы сопротивляться этому отмиранию. Собственно, поэтому и ушла его первая жена – из-за его слабохарактерности.


И все же, обе жены сыграли в его жизни какую-то очень важную роль – пожалуй, они несли за него ответственность, даже тащили на буксире, пинали, давали «волшебный пендель» – кто знает, сколько бы он протянул без них?

Когда ушла «вторая» он вздохнул с облегчением – больше не было опасаться надсмотрщика – он мог упиваться так, как хотел. В общем, это был уже диагноз.

Он сильно похудел, обрюзг, износился. Он мерзок и неприятен сам себе. И он хотел умереть. Смерть – выбор слабых. Ну и пусть, теперь, когда он остался один, ему больше не нужно было делать вид, что он силен – он, наконец-то, мог быть самим собой. И он сделал выбор.


Его обнаружили через несколько дней. На грязной кухне, на грязном табурете. Обе жены были на похоронах. Была и дочь. Женщины не плакали – с какой стати. Дочь брезгливо косилась на безжизненное лицо. Мать. Плакала только она. Женщина, которая воспитала его слабым, которая поощряла в нем зачатки трусости, которая взращивала в нем гнусные склонности, ставшими причиной его такой бестолковой и никчемной жизни, – плакала только она.  И ее жалко не было. Она тоже сделала выбор…за него.

суббота, 11 апреля 2015 г.

Тебе не светит

Привычка планировать свою жизнь работала безотказно. Образование, жилье, работа, семья, дети... Все по плану, все в срок. И все бы хорошо, но на этом фантазия кончилась...

Семья из трех человек: мать и двое детей. Нормальная такая семья, я бы сказала, замечательная семья, но... неполная. Неполноценная. Попран социальный статус. Что из этого вытекает мне поведала одна замечательная женщина, учительница, мать двоих детей, замужняя женщина. Женщина из Полной семьи, то есть с полной семьей, .. ну или как там еще. Социальный педагог, короче.

"Понимаешь, - сказала она, - если у матери один ребенок, это практически незаметно, сглажено.... А вот если у женщины детей двое и она одна... Это и внешний вид (этот пункт я пропустила мимо ушей) и вообще отношения в классе, и отношения с девочками (в этом месте я насторожилась) - они не умеют выстраивать с противоположным полом правильные, дружеские отношения, еще эти дети агрессивны, распущенны в какой-то степени (о, Господи) ... Если мама уделяет им достаточно внимания - то все более менее, кроме материального аспекта, а если мать занимается личной жизнью - поисками папы (я выдохнула - не грешна)... то, конечно, ничего хорошего..."

Пауза.

"Так, и что у нас с этим, папу лучше не искать?" - спросила я.

"Вовремя, все нужно делать вовремя - пока ребенок еще не соображает, пока он в садовском возрасте, примерно (я вновь напряглась - садовский уже миновал - мне не светит?!)" - констатировала она.

"Знаешь, но в саду мне сказали, что они (воспитатели) вообще разницы не замечают, что, мол, дети в этом возрасте более к маме привязаны. Так в каком возрасте все "это" начинается? - не могла ни спросить я.

"Да, правильно, это не дошкольники и даже не начальная школа, это где-то класс шестой, седьмой восьмой..."

Далее последовал рассказ о "милых" шалостях подростков, о "нежном" отношении к матери, "из-за которой ушел отец", о протестах и бунтах, о неожиданных поступках и ожидаемых последствиях. Откровенно говоря, я встала в ступор. Не могу сказать, что я этого не знала. Знала, конечно, но всегда считала, что смогу этого избежать. Ведь я такая "идеальная мама". У меня не может быть ТАК. ... Ан нет - может....И, кажется, уже начинается. Я про сына, если не понятно.

Но фиг с ним - с переходным возрастом - он случается и у детей из полных семей, это традиция возраста - меня более всего поразило: мне не светит. Не то что бы я грезила скорым замужеством, мечтала найти отчима своим детям, занималась устройством личной жизни. Скорее наоборот - я избегала даже мыслей об этом. А тут подумалось - а вдруг...

И вот по всему выходит, что мужик в доме все-таки быть должен - капризы у подростка предвидятся именно по причине отсутствия мужика. Впрочем, капризы предвидятся (если исходить из речей моей собеседницы) при любом раскладе: если его нет и если он есть. Я запуталась.

Я люблю задавать людям на улице неожиданные вопросы. На этот  раз это были подростки. На ловца и рыбка - один из них сказал, что живет с одной мамой. Он поразил меня своим откровением. Он сказал, что с мамой живется ПЛОХО... потом объяснил - денег, типа, мало. Вот так-то! Кто это там такой мудрый сказал: "Потрать на ребенка в три раза больше внимания, а не денег...". Бред, этим подросткам, похоже, именно денег не достает. Нет, каков: "С мамой плохо," - говорит, просто поразительно!

А что скажет мой лет этак...?

Ага, счастье не в деньгах, а в их количестве. Хи-хи. Зарабатывать много счастья я так и не научилась. В общем, мне и здесь не светит. В смысле, перспективные отношения с сыном у меня грядут.

Стоп! Я планирую... неужели я планирую?! Я что, с ума сошла?! Прекратить немедленно! Мысль материальна - планирую положительные перспективы, только положительные! Программируй свою жизнь так, как делала прежде (ведь все сбылось), но программируй в радужных красках! Не будь дурой, в конце-концов!!




пятница, 13 марта 2015 г.

Ничего не вернуть

Соленые капли падали прямо в салат, смешиваясь с майонезом и, возможно, придавая блюду особый вкус -  не попробовала, не знаю. Я захлебывалась от слез весь вечер, все застолье - от начала до конца. Я не видела этих людей пятнадцать лет! Я не бывала в родном городе целых пятнадцать лет! И вот я здесь. Я сижу с родными и близкими за одним столом, лью слезы в салат и дрожу от счастья - как я рада вас всех видеть!

Но им не понять. Из всех присутствующих я одна испытываю эти чувства, остальные - просто принимают гостей, в привычной обстановке, с привычными кушаньями. Это традиция - собираться вместе время от времени по тому или иному поводу. На этот раз поводом стала я. Мой приезд. Я была для них всего лишь поводом. Но я не обижалась: это я уехала отсюда пятнадцать лет назад - не они, это я в одно мгновенье лишилась всех друзей и привычных вещей - не они, это меня не спросили, хочу ли я этого, и не предупредили, что Там будет Так мерзко - не их. Им не понять. И вот, спустя пятнадцать лет я решилась... вернее у меня появилась возможность побывать на родине - и я ею воспользовалась.

Отпуск длился недолго - всего неделю. Но какой это был отпуск! Знакомые люди, памятные места, смена обстановки, череда событий... - все, много и сразу. Мой ребенок, которого я потащила с собой (а как иначе?) жутко уставал, капризничал и засыпал на пол-пути прямо у меня на руках. Я мужественно взваливала его на спину, но не прекращала паломничество. Я была счастлива видеть знакомых детства, общаться с ними, говорить, была счастлива узнать родной дом, дачу, качели во дворе, гаражи, школу, кинотеатр, сквер, магазины, библиотеку. Как я была счастлива! Я не бывала здесь пятнадцать лет!

Когда меня увезли из родного города, мне было тринадцать. Все последующие годы я мечтала вернуться, я тосковала, рыдала, горевала о потерянный возможностях. Мне казалась: здесь я могла бы достичь всего, там - нет... Возможно, так оно и было... кто знает... История не признает условного наклонения.

За столом мы обсуждали настоящее - прошлое было мало кому интересно. Мало кому - это мне. Я, затаив дыхание, вслушивалась в знакомые голоса, всматривалась в знакомые - одни постаревшие, другие изменившиеся в связи с взрослением - лица, оценивала - у одних возмужавшие, у других обрюзгшие и ссутулившиеся от времени - тела и вспоминала. Детство, юность, отрочество - все! Вспоминала все, что происходило со мной Тогда, что было дорого мне Тогда, о чем мечтала я Тогда. Как это было наивно.

Когда все поели - я спохватилась. Голод - не тетка. И принялась, наконец, за еду. Мечты - мечтами, а обед - по расписанию. Впереди предстоял еще долгий путь.

Целую неделю я скиталась из одного места в другое, пытаясь объять необъятное - впитать запахи, голоса, картины. Я заглянула к старым знакомым, заметно удивив их - для них то все было по-прежнему и не так значимо, как для меня. Представляю, как, должно быть, глупо я выглядела в их глазах.

И, наконец, самое яркое и самое горькое впечатление произвело на меня следующее. Мои родители чаще предпочитали жить на даче (в пределах города, разумеется, - до школы добраться было нетрудно), нежели в квартире. И вот, я отправилась на эту самую дачу.

Сколько воспоминаний было связано с этим местом! Подруги, друзья, смородиновые кусты, самодельные домики, баня, игры в карты, прятки, чердаки, велики, босые пятки, сбитые коленки, крапива, река, запруды и даже коровы на той стороне реки....

Ничего! Там ничего не было! Пусто! Стерто с лица земли! Нет, не река, поля, крапива, чужие дома, чужие бани и огороды - они были, не было ничего нашего! Словно  и нас - нашей семьи со всем ее скарбом Никогда здесь не было ! Вместо дома - пусто, вместо бани - пусто, огород - пусто....пусто, пусто, пусто...

Это был шок. В одно мгновение я поняла, что значит выражение "стерли с лица земли", в одно мгновение я поняла, как незначителен и мелок каждый из нас. Был человек - и нет его. Пусто. Крапива да бурьян. Ничего. Если не поддерживать дом, огород, не пахать землю, не взращивать поля, сады  Постоянно, уже через год-два-три-пять - ничего от тебя не останется! Мы потеряли свои корни здесь, мы вырвали их из этих мест и укатили в места незнакомые, иные. Здесь Нашего дома... не стало.

Кстати, в нашей квартире тоже уже давно жили другие люди - а как иначе? Квартира была продана, мы покинули обсиженные места и упорхнули в поисках лучшей жизни. Но отчего я была так привязана к Этому городу, отчего эта пустота, чужие люди в нашей квартире, отчего ЭТО все Так меня задевало??

Все просто. "Там" той самой лучшей жизни, к которой так стремились мои родители, мы не достигли - нет, это совсем не значит, что было совсем плохо, но на родине было лучше. Почему-то воспоминания детства настойчиво пытались внушить мне - ЗДЕСЬ было ЛУЧШЕ. И я не смела сопротивляться.

Уезжала я с тяжелым сердцем. Как будто бы навсегда. Второй раз навсегда. Это нестерпимо - думать, что навсегда! Но я была прагматична. Кто знает, что будет завтра, и лучше попрощаться и не тешить себя иллюзиями, нежели еще пятнадцать лет тосковать и думать о неиспользованных возможностях. Впрочем, ....все может быть... ведь история прошлого не терпит лишь условных наклонений, насчет будущего у нее нет таких категоричных установок...




четверг, 19 февраля 2015 г.

Гаражные похождения

Отец дома бывал редко. Даже очень. Домочадцы его вниманием избалованы не были. Таинственное место пребывания папы именовалось "в гараже", причем гараж находился относительно недалеко, был всегда открыт и доступен, потому в том, что папа-муж на самом деле "в гараже" - никто не сомневался.

Отец не стремился после работы домой, не водил детей в сад, не провожал в школу, не бывал на родительских собраниях. В общем, жизнью отпрысков не интересовался. А вот отпрыски - напротив, очень в нем нуждались.

Девочки росли рядом с мамой и постоянно спрашивали:

- Где папа?

- В гараже, - следовал неизменный вопрос.

И вот однажды, Танюшка - старшая из девочек - набралась  смелости о отправилась в этот таинственный гараж, который так бессовестно отнимал отца у дочерей. В гараже было все просто. И скушно. Танюшка удивилась - что такого особенного и интересного папа здесь находит, и отправилась домой, так и не разгадав загадку.

Но дело было не в гараже.

У отца, мужа, семьянина не было привязанности. Привязанности к супруге - матери его детей, к детям - родной кровинушке, к дому - милому сердцу уголку. Ни к чему из перечисленного он привязан не был. Не успел, не захотел, в голову не пришло. А семья, между тем, страдала от этого несказанно. Вечное отсутствие главы семьи как прореха в сарафане зияла дырой и бросалась в глаза. Всем. Каждому, кто приходил в гости, заглядывал на чаек, забегал на разговор.

Жена-мать  страдала, смутно догадываясь, о причинах поведения избранника, но все же как-то могла с этим справиться, а вот Танюшка... Особенно после экскурсии в знаменитый гараж, совсем озадачилась и приуныла. О привязанности она пока еще ничего толком не знала, только на подсознательном уровне понимала - что-то не так, но что?

Шли годы, "гаражные похождения отца" трансформировались к "похождениям к той бабе", потом еще куда-то и еще. Мать устала бороться за внимание мужа и опустила руки. Танюшка повзрослела и улетела из родительского гнезда. Выучилась, вышла замуж, родила первенца...

Однажды любимый и единственный, желанный и самый-самый ...муж, вернувшись после работы, обронил:

- Дорогая, не жди меня к ужину, я по делам ... в гараж....

вторник, 6 января 2015 г.

Я умею ждать

Я сходил с ума от ревности. Я изводил себя мерзкими подозрениями. Я следил, караулил, подстерегал. Я безумствовал.

Когда она остыла, я почувствовал это сразу, но не захотел верить. Она никогда не лгала, не солгала и в этот раз.

- Я полюбила другого, прости....

Ее искренность впервые была неуместна. Я не хотел знать правды. Я претворился, что не услышал признания, посчитав их роман легким увлечением.

- Не уходи, прошу! Чем он лучше меня?! Будь со мной хоть иногда - я готов на все! - умолял я.

Но она не была готова остаться.

- Я полюбила другого, прости, - повторяла она вновь и вновь, и сводила меня с ума этой дикой для меня правдой.

Я не давал ей прохода. Я ограничивал ее свободу. Я безумствовал. Следил, караулил, подстерегал. Однажды  в новогоднюю ночь я простоял у окна ее дома несколько часов, наблюдая за ней и своим соперником. Мне было стыдно за свой поступок, я чувствовал себя мальчишкой, но не мог устоять перед соблазном - взглянуть на нее еще раз. И я был безумно рад, но в эти несколько часов так и не увидел ни поцелуев, ни объятий. Эти двое вели себя как неродные. Когда мы бывали вместе - все было иначе. В моей груди затеплилась надежда.

Помню, я позвонил ей тогда, спустя несколько дней. Но она вновь отказала мне.

Я караулил ее возле работы, я преподносил ей огромные букеты цветов, я звонил, представлялся коллегой, просил пригласить ее к телефону. Тщетно. Она все равно не возвращалась.

Духи. Она любила хорошие духи. Я одаривал ее - подносил флакончики, упакованные в фольгу к дверям ее дома. Тщетно. Она игнорировала.

И тогда я попытался забыть ее. Я не звонил, не искал встречи и больше не преследовал ее. Я уехал из города зализывать раны, но .... ее образ отправился за мной. Образ любимой и желанной женщины - такой милый и родной. Он не покидал меня ни днем ни ночью. И я понял: нужно ждать.

- Любимая, я знаю: любовь не должна умереть - она бессмертна. А если она умерла - то это и не любовь вовсе. Я знаю, твоя любовь воскреснет  - просто нужно время. Я подожду. Я умею ждать...

И я начал ждать




понедельник, 5 января 2015 г.

Стареющая женщина

Последние несколько лет она боялась смотреться в зеркало. Наспех причесавшись и подкрасив на ощупь губы бледной помадой - она день за днем спешила на работу. И только там отвлекалась от тяжелых мыслей.

Красивая. Роскошная. Блистательная Ольга с юных лет пользовалась бешеной популярностью у противоположного пола. Мужчины буквально сражались за ее руку и сердце. Сильные стремились добиться ее благосклонности, а слабые уходили в сторону. Ольга лицезрела все это с легким недоумением - она была увлечена. Увлечена: сначала - учебой, потом - карьерой, потом - чем-то еще. Для мужчин в ее жизни места не было.

Когда-то еще девочкой мать отдала ее в балетную студию. Юная Оленька великолепно крутила фуэте и исполняла арабеск, у нее был подходящий подъем и выворотность, а фигура соответствовала балетным стандартам. Неудивительно, что Оленька увлеклась балетом.

Век балерины короток, тем более - в провинциальных городах. Стать выдающейся танцовщицей Оля не сумела, поэтому покинуть профессию пришлось очень скоро. Оля открыла свой класс и увлеклась своими ученицами.

За стремительным ритмом жизни Ольга не замечала одиночества. Многие мужчины, вившиеся когда-то у ее ног, уходили в сторону, обзаведясь семьей. Ольга замуж так и не вышла. К счастью или к сожалению она осталась одна. Одна со своими увлечениями.

Когда жизнь полна смысла, когда есть любимое дело - ход времени остается незаметен, пока однажды...

Однажды Ольга приболела и осталась дома. Отменила уроки, отменила встречи. В первый раз за эти годы она не спеша умылась, причесалась и как следует рассмотрела себя в зеркало. По спине пробежал недобрый холодок. В горле застрял комок, а в глазах заблестели слезы. Боже мой, как же она постарела!

Ольга впервые осознала: ее  красота, которой так щедро наделила ее природа, увядает. И самое ужасное - увядает стремительно. Оля попробовала посчитать морщины и сбилась, она потрогала кожу рук, щек, лба и ощутила вялую дряблую текстуру. Она провела рукою по волосам и поняла, что волос стало заметно меньше, и они окрасились местами в предательский пепельный цвет.

Ольга рассматривала свое отражение и тихо плакала. Нелегко было прощаться  с красотой - она так к ней привыкла. Боже, - думала Ольга, - что старость делает с людьми, особенно женщинами! Как с этим можно мириться?!

После больничного Оля вошла в класс другой женщиной. Она точно постарела от своих тяжелых мыслей еще больше. Она ощущала в своем теле свинец, ее ноги не слушались, а руки сопротивлялись выполнять привычные движения. Воспитанницы заметили перемену и зашушукались. Ольге стоило огромных сил - взять себя в руки. И она...

Она включила любимую музыку и, вопреки устоявшимся правилам, начала урок с произвольного танца. Она ничего не стала объяснять девочкам - кивком головы она предложила им присоединиться.... и они подхватили ее танец... они подхватили ее крик души...

Нежно и естественно - каждая в своем ритме и свойственной только ей грации - воспитанницы закружились вокруг Ольги Петровны, восхищаясь ее изяществом. Полет шмеля, шум дождя, шелест травы, шепот женщины - каждая танцовщица исполняла свой собственный танец. А все вместе они были так прекрасны!