С тобой я, как заложник, – нахожусь там, где не хочу находиться, как раб – делаю то, что не хочу делать, как жертва – слушаю то, что не хочу слушать, как тиран – говорю то, что не должна говорить. Я захлебываюсь обидой, но не хочу обижаться, я гневаюсь, но не хочу этого. Я хочу созидать, но разрушаю. Я трачу время и силы впустую, в пустое и на пустое. И. Я так не хочу.
Я повторяю это множество раз. Я. Так. Не. Хочу!
Я не «груша для битья», не «палочка-выручалочка», не «девочка на побегушках» и не «псина», которую можно приласкать, пощекотав за ухом, когда у тебя есть настроение и ты расположен к доброте и ласке, или пнуть под зад, когда доброта растворяется в злости, а тумблер настроения переключился в сторону раздражения, нелюбви и агрессии.
Вместе с тобой мы взбираемся в горы презрения, лезем в жерло гнева, обжигаем сердца и души, впрыгиваем в самое пекло огня эмоций и жжём-жжём-жжём друг друга – до горячих углей, дотла, до праха. После развеваем то, что осталось по ветру и … снова воскресаем. Как птица Феникс. Оба.
Скажи, сколько у нас жизней в запасе ещё? Всякий раз я думаю, что это последняя. Но – нет, после оказывается, что была ещё одна.
С тобой я переживаю такие взрывы эмоций, что хочется выть, орать, стенать! Хочется рвануть куда-то настолько далеко, чтобы не видеть и не слышать тебя как можно дольше. А ещё хочется уткнуться в плечо кому-то очень сильному, много сильнее меня, но таких, увы, не находится. И остаётся … рвануть. И я рву. Сердце. Глотку. Обидой. Воплем.
Потом. Выдыхаю. И.
Живу дальше. С тобой под одной крышей.
А на другой день говорю: «Доброе утро!» и снова объясняю про душу, которая, как стекло, уже давно разбита в драбодан.
А ты снова говоришь: «Извини».
А я снова объясняю, что «извини» на стекле, покрытом множеством трещин, которые разбегаются в разные стороны кривыми линиями, - это заплатки, которые уже ничего не меняют, не скрепляют и не лечат. Что это иллюзия: что можно исцелить всё, простить за всё, забыть всё. Нельзя. Увы. Потому что - в драбодан.
Вечером с слышу в свой адрес такие слова, от которых останавливается дыхание и хочется застрелиться, и я не хочу их впускать в себя, не хочу слышать, не хочу понимать, но они врываются, вскакивают, влетают и бьют-бьют-бьют, уничтожая зеркало моей души, выискивая на нём небитые ещё кусочки – такие крошечные и такие беззащитные. Дзынь – врезаются слова камнем в уже далеко не гладкую поверхность, шшуух - летят осколки в разные стороны, а по стеклу бегут новые и новые змейки. Влево. Вправо. Вниз. Вкривь и вкось.
А на другой день мы снова говорим. Снова обсуждаем. Снова любим друг друга. Снова обнимаемся.
А потом. Ты снова вовлекаешь меня в историю.
С тобой я, как заложник, – нахожусь там, где мне не следует находиться, как раб – делаю то, чему противится всё моё сознание, как жертва – вынуждена слушать то, чего не заслужила, и как тиран – говорить то, что противоречит моему мироощущению.
Я с тобой захлебываюсь обидой, но не хочу обижаться, я гневаюсь, но не хочу гневаться. Я хочу созидать, строить, создавать - но разрушаю. Себя. Тебя. Нас. Я трачу время и силы впустую, в пустое и на пустое. И. Я. Так. Не. Хочу.
А ТЫ?
Из цикла «Разговор с Ним»
Вера Кулигина
